Михаил Молочников — об источниках вдохновения, философии и отношении к современному искусству.
Художник широко известен как в России, так и в Европе. За свою длительную карьеру выставлялся в лучших музеях Старого Света, в настоящее время живёт на два города: Москву и Берлин. Михаил гостеприимно встретил нас в своей квартире в Москве и провёл интереснейшую экскурсию по своему творчеству. Впрочем, обо всём по порядку.
Ваши работы, эксперименты – это ваше желание похулиганить?
Нет, я не являюсь хулиганом. Я занимаюсь духовной практикой. Это процесс медитации. Я по своей вере буддист, и, как мой учитель говорит, медитация – это момент, когда одна мысль уже ушла, а другая ещё не пришла, и важно в этот момент отстроить, осознать свои миры.
Московская школа в изобразительном искусстве – это в основном концептуальность, это некий юмор, стёб над теми процессами, которые происходят здесь. Я этим не занимаюсь, я занимаюсь традициями мирискусников, мне очень нравится модерн, я очень люблю Павла Филонова, аналитическое искусство. Павел Филонов был одним из самых значительных художников, это просто гений, родом из Ленинграда. Умер во время блокады. Я сочетаю модерн, свои медитационные практики и аналитическое искусство Павла Филонова.
Основная моя задача – «сделанность» работы. То есть я делаю это правильно. Очень важно, чтобы, когда мы готовили обед или шили брюки, это было сделано качественно, и чтобы во всем была какая-то энергия. Есть вещи, которые приносят несчастья, есть вещи, которые приносят счастье. Я стараюсь делать вещи, которые приносят счастье.
Получается, Ваш взгляд на искусство отличается от взглядов деятелей современного искусства. То есть ваше искусство направлено на созидание, энергию, а не на эмоции? Как считаете, с какого момента началась эпоха «современного» искусства?
Крупнейший австрийский культуролог Ханс Зедльмайр в книге «Утрата середины» пишет, что искусство – это отношение человека к Богу. Эти отношения постоянно меняются, и сейчас нашим «Богом» является Фейсбук, Инстаграм, компьютер, мобильные телефоны, словом, то, чего не было в 70-х. И вот Зедльмайр пишет, что, например, Ампир появился во время войны. Сейчас недаром развилась мысль о реализме 30-40х годов. То есть это те времена, когда богом стала партия. Там нет ничего про ГУЛАГ, которые фотографировал Родченко, только показана некая иллюзия позитивного мира. Мой дедушка Владимиров Сергей Петрович возглавлял в своё время всех художников. И когда Сталин хотел посадить Вучетича, он выступил в его защиту. Он спросил, кто будет вести монументальную пропаганду. Кино, монументальная пропаганда, карикатуры – это очень важный аспект идеологический, тоже вид искусства. Я не хочу находиться в таких трендах, я создаю свой индивидуальный стиль, который находится вне временных рамок, время привязывает, и оно не долговечно, оно исчезает.
Об отношении к Богу. Не так давно активисты движения «Божья Воля» совершили разгром выставки художников авангардистов в Манеже. Хотелось бы узнать ваше отношение к этому событию.
Вопрос Православия очень забавен. Есть религии очень древние, и они никогда не носят агрессивного характера. В Православии, к сожалению, появляются нравоучительные вещи с элементами агрессии. Сидур – колоссальнейший художник, скульптор, рисовальщик, прошедший войну. Я был в его музее, на выставках. То, что сделал Энтео, – дешёвая реклама. Я жалею, что его не посадили за это. Потому что, когда человек разрушает культурное наследие в музее «Метрополитен» в Нью-Йорке, его надолго сажают в тюрьму. А у нас, к сожалению, это свели к мелкому хулиганству, хотя работы Сидура были покалечены, и их сейчас реставрируют.
Каким источникам информации Вы доверяете?
Вообще я люблю «Голос Свободы». Жалко, нет «Голоса Америки». Это ностальгические чувства. У меня в 70-х был японский транзистор, и при этом не было телевизора. Телевизора нет и по сей день. Я попросту не доверяю телевизору. Я доверяю своим знакомым, которые очень хорошо проинформированы и находятся внутри структуры управления, и всю информацию я в основном беру от них, звоню и спрашиваю. А так я не верю прямым текстам: слоганы, креатив, Первый канал.
Люблю слушать Далай-Ламу: он всегда рад, доволен, всех любит, призывает к миру и к любви. Но, к сожалению, процессы, которые происходят в нашей стране и в Европе, разрушают тот современный мир, в котором мы находимся. Россия при Ельцине и всех его недостатках была более демократичной. Я смотрел тогда даже НТВ, но после того как этот канал сменил хозяев, я не смотрю телевидение вообще, потому что вижу постоянно элементы зомбирования. Это, конечно, колоссальная работа психологов, авторов, что этот процесс настолько эффективен. И, кстати, у всех моих друзей нет телевизоров.
Вы живёте на два города: Берлин и Москву. Говоря о Берлине, какие бы точки притяжения вы бы там отметили?
Берлин сейчас культурная столица мира. Там очень много галерей, постоянно проходят выставки. Европейская система музеев предполагает путешествие выставок. Например, выставка «Немецкий экспрессионизм» побывала в Париже и по всей Европе вообще поездила. Я участвовал в выставке музея Мак в Вене, и она побывала в четырёх музеях мира. У нас, к сожалению, такого нет, хотя попытки такое создать предпринимаются – у нас ведь бескрайняя страна. Если б были музеи, позволяющие принимать эти выставки по техническому оснащению, то и в России бы эта система прижилась. Сейчас была выставка Коровина, Серова. Выставка сама по себе предполагает путешествие. Но из-за сложной политической обстановки вокруг нашей страны это всё сильно осложняется.
Возвращаясь к Берлину, там около четырёхсот галерей, они занимаются антикварным искусством, классическим, современным, концептуальным… На любой вкус. Но Берлин сейчас меняется в связи с потоками беженцев. Мастерские художников отдают под размещение беженцев. Но Германия всё равно очень интересная страна. Там много коллекционеров и художников. И сейчас там много русских, переехавших не так давно, продавших здесь свой бизнес. Например, мои работы для своей коллекции покупал Александр Малинин. А вообще, там образовалось очень интеллектуальное московско-ленинградское сообщество. Там очень живёт много видных деятелей: Дмитрий Врубель, например, Токарев, Пелевин, Сорокин, в Берлине много интересных людей собралось. Ко мне недавно приезжали российские коллекционеры, водил для них экскурсию по галереям, они были в шоке. В Берлине галереи работы продают, так в принципе по всей Европе. В Москве галереи – это витрины, они показывают состоятельность владельца. Люди богаты, показывают, что у них есть деньги, чтобы содержать галерею. В Берлине в галереях можно Пабло Пикассо купить! Там галереи содержат семьи поколениями, они переходят от родителей к детям. И уровень подготовки этих людей – они уже доктора искусствоведения.
Но там тоже ситуация меняется, современное искусство становится более концептуальным. Художник не рисует ничего. Я, когда учился на архитектора, рисовал, много рисовал, а сейчас пишут концепции. Началось это в Германии, и эта «зараза» перешла к нам сюда. Теперь не учат рисовать, теперь учат писать концепции, люди в этом не разбираются. Ко мне приезжали коллекционеры, группа из двадцати человек, там некоторые не знали, кто такой Мондриан! Они решили сходить в Бахауз, не знали, что Мондриан преподавал там, и для человека, знающего историю искусств, не знать такого… Для меня это было открытием.
Сейчас сильно упал уровень подготовки. Говоришь человеку, что в 30-х годах то, что делает он, делали лучше, что нужно хотя бы на этом уровне делать, создавать, а человек признаёт это как данность. Говорит, что считает себя оригинальным.
А Вы не хотели открыть свою галерею в Москве?
Галерея – это очень большое финансовое вложение, и здесь работа с клиентом. Меня покупают очень продвинутые люди в искусстве, которые содержат свои галереи, коллекции. Это богатые люди. И сейчас тенденция к сужению рынка, богатых людей становится меньше, они стремятся вывезти свои коллекции в Швейцарию, Англию, Францию, в Берлин. Людей, которые разбираются в искусстве, становится мало. Но есть такие, которым всё равно, что покупать: для них работы как открытки. Здесь уже недостаток образования.
Расскажите про Вашу последнюю выставку.
У меня была выставка в галерее «Триумф». Выставка называлась «Ноль». Почему такое название? Я люблю показать свои объекты: не графику. Книжки-трансформеры, которые находятся в коллекциях музея Людвига в Кёльне, музее Мак в Вене. Я ставил задачу показать, что можно играть с пространством. Мало коллекционеров покупают скульптуры и бумажные объекты. Я хотел показать, что это тоже может быть предметом коллекционирования. Мои работы из этой серии хранятся в коллекции Инги Легасовой, она возглавляет Союз женских сил Майи Авеличевой. Она представляет очень крупный фонд, сейчас этот фонд организовывает выставку в честь 130-летия Хлебникова. Вот такие энтузиасты. Слава Богу, что есть такие люди, которые продвигают это всё.
К теме Берлина. Когда возвращаетесь из Берлина в Москву, вы совершаете какие-то обряды? Может быть, есть какие-то традиции?
У меня есть смешанные чувства. Люблю пить вино, но, заходя в России в магазин, не знаю, что взять. Вино стоит здесь дорого, и, к сожалению, не факт, что ты купишь именно такое вино, которое ты можешь купить в Европе. Москва – это совершенно другой мир. Если приезжать сюда думать, можно с ума сойти.
Известно Ваше высказывание «Спасибо богам за дар рисования». За что ещё можете сказать «Спасибо»?
«Спасибо» я могу сказать за то, что я жив, могу совершенствоваться, обрести нирвану. Это для меня очень важно. Я не занимаюсь продажей нефти, я просто медитирую и рисую. Будда мне посылает людей, разбирающихся в искусстве. Я могу спокойно повести человека, который хочет купить картину, к своим друзьям, чтобы купили у них. Они творят в маленьких мастерских, их никто не знает. Но они создают шедевры! Современные галереи часто нуждаются в гламуре.
Вы выкладываете свои работы в Фейсбук. Каково Ваше отношение к пиратству в сфере интеллектуальной собственности?
Мне всё равно. Украсть работы из Фейсбука невозможно, их можно использовать в чём-либо, но мне это безразлично. У меня купила работу как-то Ирина Ковалевская и попросила сертификат на эту работу. Это был мой первый сертификат. На это Игорь Маркин сказал, что смысла в этом сертификате нет, так никто другой сделать не сможет.
Есть художники, которых можно повторить. Многие Айвазовского повторяют, Тышлера, Лабаса. Но, например, Врубеля никто не может подделать. И это связано со своей манерой, техникой рисования. Знаю одного человека, у него больная тема была Врубель. Он его критиковал, ругал, поносил по-разному… За серебро, за хрупкие материалы, а всё потому, что он не мог подделать Врубеля. Спрос на Врубеля есть, а подделать его никто не может.
Один поэт сказал, что поэзия – это экстремизм. Можете то же самое сказать об изобразительном искусстве?
Нет, ни в коем случае. Живопись несет гармонию. Она несёт свет. Вот едет человек, у него куча проблем на работе, может быть, дома… Но у него есть рисунок, и ему от этого рисунка тепло на душе. Экстремизм не имеет отношения к искусству. Экстремизм – это агрессия, а агрессия ни к чему хорошему не ведёт. Она ломает души. Я пацифист, я против этого.
Официальный спонсор интервью Группа компаний Рус-Экспресс www.rus-express.com
