7 октября на сцене Современника прошла премьера Егора Перегудова по пьесе Островского Поздняя любовь. 

Сцена Дворца на Яузе, внушительных размеров, сократится в несколько раз. Большой белый холст, в центре которого маленькая комната, подвешенная в воздухе. Художник спектакля, Мария Трегубова, объяснила, что хотела тем самым добиться ощущения невесомости. В этом спектакле она определенно стоит с режиссером на одном уровне по значимости. Сценография — самая сильная составляющая этого спектакля и однозначная победа.

Шкуры и пряжа

Костюмы удивительно красноречивы. Светлые пижамы героев поначалу только слегка оттеняются элементами из меха и трикотажа. Но ближе к середине спектакля количество звериных шкур и вязаных вещей увеличивается, и персонажи буквально делятся на два лагеря. Люди способные на любовь, бескорыстную и жертвенную, как любовь Шабловой к сыновьям и, конечно же, Людмилы к Николаю, одеты в изделия из пряжи. Неаккуратные, неуклюжие, со смешными торчащими нитками, но уютные и трогательные. Другое дело алчные и эгоистичные личности вроде Варвары Лебедкиной – роковая красотка облечена в меха гипертрофированных размеров. Шкуры убитых животных здесь не столько привносят флёр роскоши, сколько вызывают ощущение пошлости и мертвичины. Лебедкина переодевает шубу одну за другой (линяет?), а в конце и вовсе из рыжей превращается в брюнетку в чернобурке. Не женщина – скорее зверь, двулично меняющий свой покров.

Вне пространства

В этой постановке легко разглядеть черты карнавального смеха, того самого, который всё уравнивает и всё делает относительным. Самая яркая отсылка — контрасты, утрированная несоразмерность. Герои будут казаться крошечными, почти игрушечными, на фоне большой белой стены. В какой-то момент появится пистолет во всю комнату. А в окнах то и дело будут падать снежинки, такие, что вырезали в детстве, но около метра в диаметре. Чуть позже в этом же окне проплывает планета — наша, Земля. И возникнет вполне логичный вопрос: где же тогда находятся герои?

Вне времени

В маленькой комнате, набитой раритетным хламом, персонажи из пьесы 19 века вдруг наткнутся на радиоприемник, откуда будут доноситься слова рок-группы Radiohead: You are (***) special, I wish I was special… Песня-лейтмотив будет прерываться фольклорными романсами под аккордеон. А потом снова страдающая от неразделенной любви Людмила будет напевать ту же песню Radiohead под укулеле. И пусть никому не кажется крамольной мысль, что чувства главной героини и современного музыканта Тома Йорка совпадают — здесь Островский универсален, как и любовь, которую он описал.

Спящий после бурной, пьяной ночи, Николай Шаблов будет свисать с абстрактного окна, а кроткая Людмила Герасимовна его не разбудит и не укорит, а только примет ту же позу. Воскликнет: «Как ему неудобно, бедному!». И в этом умении поставить себя на место близкого, понять его – и есть настоящая любовь, сильная в своей слабости. И уж действительно, какая разница, в какой точке Земли она обитает, в каком столетии.

Фото Сергея Петрова