В этом году образовательный сезон «Тавриды» стартует 12 июня с тематического заезда «Кириллица». Впервые в России пройдет арт-школа, объединяющая сообщество иконописцев. Накануне этого события публикуем диалог Сергея Першина, руководителя арт-кластера «Таврида» с Владимиром Легойдой, председателем Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.
Ознакомиться с программой сезона «Таврида.АРТ» 2022 года и подать заявку на участие можно на официальном сайте арт-кластера: tavrida.art
Сергей Першин:
Владимир, приветствую Вас на «Тавриде»! Мне бы хотелось начать разговор с личной истории. Не так давно я с друзьями оказался в Польше. Мы разместились в небольшой деревеньке где-то на границе с Чехией. Дом, в котором мы жили, находился рядом с католическим костелом. Помню, в один воскресный день мы выходим на улицу, а на парковке такое количество автомобилей, что мы целый час мы не могли выехать. Я был просто ошарашен. Когда закончилась служба, из костела высыпали люди – второй шок, потому что в основном это было бесконечное количество молодых людей. А как у нас обстоят с этим дела ?
Владимир Легойда:
Польша, действительно, очень верующая страна. Но и у нас в этом смысле тоже всё работает и наполняется. Есть такой железный закон, который подтверждает социология, – храмы не стоят пустые. Если храм строится, значит, постепенно туда приходят люди. Чтобы не быть голословным, приведу пример: у нас в храме Александра Невского при МГИМО по воскресеньям, бывает, служатся три литургии. Что это значит? Это значит, что храм не вмещает единоразово всех желающих, и чтобы все смогли посетить службу, нужно служить трижды. Другое дело, что, в отличии от Польши, мы страна столицецентричная, отсюда наши радости и горести. Не москвацентричная, а именно столицецентричная. Когда Питер был столицей, Москва было провинцией.
Сергей Першин:
На самом деле, это же не только про Россию. Наблюдаю за процессами, которые происходят с точки зрения урбанистики: города разрастаются, становятся агломерациями. К этому можно по-разному относиться, но это так.
Владимир Легойда:
Вы правы, да, но наша особенность именно в столицецентричности. Считается, что в столице сосредоточено всё лучшее: вузы, банки и так далее. В Штатах, например, не так, у них другая культурная традиция. Массачусетский технологический университет не находится в столице США.
Сергей Першин:
Интересно, раз мы уже коснулись темы молодых людей, есть понятные сферы для того, чтобы молодые люди высказали свое мнение: политика, например, или общественная деятельность. А в русской православной церкви молодёжь слышат?
Владимир Легойда:
Ну, я бы так сказал, что в каком-то смысле у нас молодёжь нигде до конца не слышат. Ведь поколенческий разрыв, проблема отцов и детей – вечная проблема, она ровесница человечеству. Особенность нашего времени в том, что гаджеты сильно поменяли реальность. Поэтому сейчас этот поколенческий разрыв имеет свои особенности.
Я в свое время прочитал всего «Гарри Поттера», посмотрел все фильмы, снятые по книгам, и думал, что этого достаточно, так как теперь у нас с моими студентами общие фоновые знания и я могу говорить с ними на все темы. Оказалось, что это не так. Кто-то из коллег-социологов недавно опубликовал данные: опросили 500 московских школьников по поводу их любимых блогеров. Знаете, сколько у них любимых блогеров? 409! А Элвиса Пресли для них уже нет, это совсем другая среда. Конечно, коммуникационные разрывы естественны, и они есть везде, в том числе и в церкви, она же не с луны упала и не живет сама по себе. Нынешние семинаристы – это те же ребята, вчерашние выпускники школ. Но в этом и есть, как сейчас модно говорить, вызов. Вопрос – преодолеем ли мы его, начнем говорить друг с другом?
Сергей Першин:
На это очень интересно посмотреть ещё и в разрезе Вашей преподавательской деятельности. Насколько я понимаю, Вы преподаете более 20 лет, это ведь тоже своеобразный процесс наблюдения. Когда Вы пришли в университет в качестве преподавателя, там было одно поколение, Вы же наблюдали за тем, как все меняется, сейчас в университете новые поколения. Как вы их оцениваете? Легко ли вам с ними находить общий язык, если «Гарри Поттер», как мы уже выяснили, не катит.
Владимир Легойда:
Мне легко. Преподавателю всегда легко – у него есть такая штука как экзамен. Приходишь, на первой лекции объясняешь, как всё будет, и сразу образуется порядок. А вот вне преподавательской деятельности уже сложнее. Но это шутки. А если серьезно говорить, сегодняшнее поколение мне очень нравится, по моим ощущениям, они интересней, чем те, кто был лет 10-15 назад. В тот период был какой-то слом. Но есть вещи, которые мне не нравятся. Больше всего, конечно, какое-то исчезающие чувство ответственности. Приведу пример. На первом курсе я предлагаю своим студентам выбрать любого человека, у которого они хотят взять «интервью про интервью». Они выбирают, моя задача – договориться. Пару-тройку лет назад одна девочка выбрала Владимира Познера. Я позвонил ему, мы договорились, я передал телефон студентке. Проходит две недели, спрашиваю у нее:
- Как там Познер?
- А я еще не звонила, – говорит она.
- Кому? Познеру!?
- Да, у меня времени нет.
И это первый курс…
Сергей Першин:
У меня тоже есть подобная история к разговору о новых поколениях. Про трудоустройство. Молодой человек прошел у нас тестирования, троекратное собеседование, обговорили все условия договора, в итоге он приходит на подписание договора и говорит: «А можно где-то отметить, что в среду и в пятницу меня не будет. В среду у меня йога и медитация, а в пятницу у меня психолог». И эта ситуация потрясает даже не в контексте того, что у человека есть выбор и он может принимать решение, что ему делать. Здесь как раз дело в ответственности: он потратил много времени, и своего, и чужого, но вдруг на последнем этапе появляются новые обстоятельства, которые, безусловно, являются очень важным. Но, видимо, только для нас.
Владимир Легойда:
А вот вы не обратили внимание на такую вещь: мы как-то стали стесняться быть стариками? Все говорят: ты круто выглядишь, ты кажешься моложе своих лет. А почему я должен выглядеть моложе своего возраста? Я недавно записывал интервью с Тимуром Кибировым, замечательным, может быть, один из самых ярких поэтов сегодня. Он говорил о том, что в свои 65 лет он не стесняется своей старости, она ему нравится. И это важно. Почему? Как принципиально важно слышать молодежь, так же нужно слышать и стариков. Голоса поколений должны звучать в полифонии. А если ее нет, ну тогда «моргенштерн».
Сергей Першин:
Про молодых и возраст у меня есть вопрос в разрезе значимого события – юбилея Александра Невского, который отмечался в 2021 году. Я не побоюсь сейчас выглядеть невеждой, но, когда узнал, в каком возрасте этот человек совершал свои подвиги, был потрясен. Почему Александр Невский – это важно?
Владимир Легойда:
Вот ещё один, может быть, неожиданный факт для многих, Александр Невский – современник Ричарда Львиное Сердце. Вот Ричард Львиное Сердце, как говорят историки, был человеком мало примечательным и уж по сравнению с Александром Невским сильно ему уступал по целому ряду параметров. Я немного занимался этим вопросом, слушал людей, которые глубоко его изучали, и хочу вам сказать, вы никогда не услышите в Англии ни одного плохого слова про Ричарда Львиное Сердце.
Что только не приходилось нам слушать про Александра Невского! И это в общем печально, потому что этого человека по масштабу можно сравнивать, например, с князем Владимиром, который когда-то сделал магистральный для нашей страны выбор. Не было бы князя Владимира, мы бы точно тут так не сидели. Все было бы другим, была бы другая страна. Какая? Не знаю. Но точно другая. И вопрос в том, сохраняем ли мы верность тому выбору, который они тогда сделали – сначала Владимир, потом Александр Невский? Он для нас что-то значит? Это прошлое определяет наше будущее? Это ведь далекл не музейная история, на которую ты просто так посмотрел и дальше пошёл. Важно, чтобы эти имена переставали быть страницами плохих учебников. Поэтому нужно, чтобы молодые люди снимали свои фильмы об этих событиях, ведь они прочитывают историю по-своему.
Сергей Першин:
А Вы чувствуете проблематику в том, новые поколения сложно и с неохотой вовлекаются в нашу историю и культуру, не видят связи традиций с настоящим?
Владимир Легойда:
Но ведь это и наша вина! Я езжу на разные церковные мероприятия и слышу на них: «Мы должны повысить духовность». Но это же не надои, которые нужно повышать. Я как-то сказал, что на наших заседаниях от этих разговоров мухи дохнут, и как мы хотим что-то донести до молодёжи? Все зависит от того, как говорить.
Есть такой момент, что история перестала быть аргументом. Например, я смотрю на своих студентов 1-2 курсов, для которых даже 90-е годы – такая же история, как и война 1812 года с Наполеоном: одинаково далеко и одинаково не аргумент. Мне кажется, нужно «оживлять» историю, она должна быть чем-то близким.
Сергей Першин:
Согласен с Вами полностью, это проблема «упаковки» на мой взгляд. В нашей стране делается много всего полезного и важного, но подавать и, грубо говоря, продавать это мы пока не научились. Получается, что смыслы есть, а вот проблема с визуализацией их для новых поколений пока не решена.
Владимир Легойда:
Я бы даже сказал, что это ключевая задача для нынешнего поколения образов, поколения дизайна. Без качественного образа никакой смысла им «не зайдёт».
Сергей Першин:
Перейдем к такой теме. Церковь и музеи, где водораздел между ними?
Владимир Легойда
У них совершенно разные функции. Музей – это сохранение прошлого для будущего. А церковь в принципе про будущее, ведь это не здание, а состояние человеческого сердца. Главная христианская книга – Евангелие – не про то, каким человек был или есть, а про то, каким он может стать. Мы же все думаем о том, какую профессию выбрать, а здесь реализация происходит не в профессиональном плане, а в духовном. Это принципиальный момент, который подтверждает, что церковь про будущее. Но проблема в том, что в церкви не все это понимают и не все об этом говорят.
Сергей Першин:
Но возникает вопрос: а как делить шедевры?
Владимир Легойда
Ну а зачем делить? Понятно, что Андрей Рублёв писал свои шедевры не для музеев. Но, с другой стороны, мы понимаем, что есть вещи, которые называют достоянием культуры, и нужно обеспечить их соответствующие хранение. Это вопрос технологий и договоренностей. Как решение у нас есть храм при Третьяковской галерее, он существует одновременно и как храм, и как музей, поэтому все нормы хранения предметов искусства в нем соблюдаются. Здесь нет проблемы, есть понимание и договоренности.
Сергей Першин:
Предлагаю завершить наш разговор на вопросе диалога с молодежью. Русская православная церковь и социальные сети – это возможный союз?
Владимир Легойда:
У нас есть священники с сотнями тысяч подписчиков. Есть священник Павел Островский, у него полмиллиона подписчиков в социальных сетях. Он ведет программу «Помолчим», где сидит один на один с подростком, и говорит в основном ребенок.
И хоть у меня есть вопросы к ситуации, в которой пастырь молчит, но формат этот уникальный . Родители оставляют отзывы, в которых пишут, что для них открыли поколение их детей.
Сергей Першин:
Мы обратили сегодня внимание на подачу, «упаковку» информации, и говорим про современные каналы коммуникаций. Может быть, настало время вводить курсы по прокачке этих компетенций в программу учреждений, где учатся богословы?
Владимир Легойда:
У нас есть соответствующие курсы в семинариях. Это вполне современные учебные заведения, где люди ходят с айфонами, осталось только пробиться к «сердцам».
Сергей Першин
Будем делать это вместе. Спасибо!
