28 октября и 16 ноября – ближайшие показы непростого, но важного спектакля в ЦИМе о насилии во всех его проявлениях. «Абьюз» драматурга Натальи Зайцевой и режиссера Ивана Комарова – это смелое высказывание на тему, которую не принято поднимать. Почему нам всем стоит это увидеть и об этом поговорить?
Неприятный чавкающий звук на фоне гула наших голосов, неприятный срез в целом ничем не примечательной белой икеевской комнаты, неприятная мать, неприятно нервно реагирующая на плач собственного ребенка – понятно работающая сценография и внятная драматургия вызывают понятные чувства, и мы смеемся, когда нужно смеяться, и вздрагиваем, когда нужно вздрагивать. Нам неприятно и это тоже как будто нормально и понятно, и нам почти не хочется себя за это отчитывать. Правда, мы ни разу не утираем слезы – и тут же ловим себя на мысли, что это тревожный звоночек.
«Абьюз» – это чисто сделанный спектакль с прозрачными театральными приемами (трикстер-маска, транслирующий давно принятый в обществе дискурс; нарушение хронологии событий с вкраплениями кошмаров, до последнего мешающими нам разобраться, где правда, а где сон; видеотрансляции в режиме онлайн словно от лица маленькой дочки главной героини, которая никогда не принимает участия в действии напрямую) и уместным гротеском, который здесь уже больше, чем просто прием (действие реалистично и натуралистично – карикатурность и алогизм, тургеневские барышни и животное застолье семьи либералов перестают считываться как намеренное преувеличение, оставаясь едва ли не в плоскости документальности). Спектакль, в котором на первый взгляд нет ни постмодернистской двусмысленности, ни агрессии по отношению к зрителю, оказывается самым неоднозначным и жестким на сегодняшний день высказыванием на тему насилия, отношения к жертве и сексистской культуре в целом – наряду с культурой умолчания и привычкой «смотреть в стол».
Сначала тебя пугают, что это очень страшный спектакль. А потом ты проходишь девятый круг ада, глядя как главная героиня до колен натягивает одни за другими детские цветные колготочки, и вдруг замечаешь, что тебе вовсе не страшно. И тогда отсутствие страха почти неизбежно конвертируется в страх ровно из-за его отсутствия. «Абьюз» – очень честный спектакль. Это почти жестокая честность: никто, например, не давит нам на жалость, прям как в жизни оставляя нас на качелях от сочувствия и обратно, к стыдному и вечному «а не преувеличена ли проблема?»… А не будет ли лучшим лекарством от детских травм их отрицание? А так ли нужно обсуждение и «перепроживание»? А так ли нужно снимать с жертвы всякую вину? А зачем вообще нам это неудобное заморское слово «абьюз»?
Голос драматурга Натальи Зайцевой, которая и автор идеи, и ее последовательный проводник, тонет в десятках других голосов – к неудовольствию тех, кто идет на «Абьюз» за поддержкой единомышленников, и разочарованию тех, кто искал здесь ответы на свои не до конца сформулированные вопросы. Она бы, конечно, ответила и зачем нам «абьюз» и почему преодоление через утверждение и обсуждение необходимо – и жертве, и ее близким, и обществу в целом. Но «Абьюз» кричит от лица таких же запутавшихся, не отягощенных теоретическими познаниями в психологии или истории феминизма людей, среди которых к тому же немало мужчин (это режиссер, актеры спектакля и все современное общество разом, с его устоявшимся дискурсом и родными стереотипами). И в этом, как ни странно, его волшебный терапевтический эффект.
Ведь теперь, когда мы остались наедине с собой, нам хочется разобраться, почему нам не страшно. То есть нам, конечно, несложно догадаться, почему обыденность нас не пугает – но почему обыденность, обставленная пускай нехитрыми, но бьющими в цель театральными средствами нас не пугает «так же сильно»? Почему в голове рождаются вопросы, которые спектакль, очевидно, должен был из головы раз и навсегда вычеркнуть? Почему мы не плачем? Что это говорит о нас?
Никто не знает, сколько людей после спектакля бросилось читать теоретические труды по психологии, подписалось на nixelpixel или научилось с первого взгляда распознавать абьюзивные отношения. Никто не ведет такой статистики, да и цель театра, слава богу, не в том, чтобы давать зрителю какие бы то ни было инструкции. «Абьюз» не предлагает решений, скорее довольно пессимистично утверждая проблему тотального насилия, чем ища пути ее смягчения. Но он эту проблему ставит – и это уже своего рода путь. Ставит и вызывает нас на разговор с самими собой, а общество – на разговор друг с другом. Призыв к обсуждению – пусть даже для начала к черно-белому спору с пеной у рта – уже достаточно смелое заявление в обществе, где о насилии в любых его проявлениях говорят только публичные феминистки, до сих пор провожаемые недобрыми или слегка ироничными взглядами. В обществе, где принят закон о декриминализации домашнего насилия, а любая проблема, переведенная в политическую плоскость, рискует обернуться статьей. В обществе, где для обсуждения этой неудобной темы даже нет нужных слов в языке.
Кислотно-зеленая надпись, подмигивающая нам в течение спектакля – это «абьюз», набранный кириллицей в английской раскладке. В русском языке нет полноценного аналога этому немного неловкому англицизму: абьюз гораздо шире того, что мы обычно понимаем под термином «насилие» с любыми уточнениями вроде «психологическое», «физическое», «в семье». Абьюз – это и злоупотребление властью, и манипуляция, и даже обыденный доброжелательный сексизм. Мы никогда не знаем, насколько далекой будет дорога от обвинений матери в неумении обращаться с ребенком до лишения дочери родительских прав. Сегодня мы боимся назвать насилием «невинную» психологическую манипуляцию своего партнера, а завтра мы боимся позвать соседку на помощь – может именно поэтому это новое слово в повседневной речи нам так необходимо. Противостоять неназванному гораздо сложнее, чем тому, для чего существует знакомый и понятный термин. И «Абьюз» просто хотел нам об этом напомнить.
