Согласно документам, я родилась и живу в Москве, пускаю корни, так сказать. Но моя душа имеет совершенно провинциальную природу. Для приобретения жизненных сил мне очень не хватает дальних горизонтов, полей, широких и свободных пространств, на которых отдыхает взгляд, лесных тропок, родников, каких-то особенных, моих, деревьев, с которыми можно и поговорить и которые открывают дверцу к вдохновению. Один мой знакомый, наоборот, утверждает, что у него «душа урбаниста» и пульс города, его каменных стен он ощущает как биение собственного сердца. Я же, находясь в пригородном автобусе, засасываемом под МКАД пыльной трубой Ярославского шоссе, зажмуриваюсь, пересекая эту границу между пригородом и столицей; глаза надо обязательно закрыть и открыть, чтобы заново материализоваться в московском пространстве и перестать строить планы о тихой подмосковной жизни в родительском домике с огородом.
Большинство людей сейчас повторяют похожие слова: «Москва сейчас не та…», — немного вздыхая, видимо, обращаясь к воспоминаниям детства, в которых все выглядело и ощущалось по-другому, более свежим, менее суетном. Будничный галоп пешеходов по улицам, нагромождение транспорта, узкоглазо-черноглазо-небритые лица рабочих-мигрантов, вызывающие то неприязнь со страхом, то сочувствие, поглощают образ неторопливого купеческого города, известного нам по книгам из школьной программы, и затуманивают кипучую, могучую Москву из советских фильмов 60-70 годов прошлого века.
А я-то сама где в этом круговороте? Для меня не существует единой Москвы, она состоит из отдельных мест-уголочков, где я не пробегаю мимо, а останавливаюсь подумать, присаживаюсь помечтать, а может, даже и помолиться. Я вам расскажу о некоторых местах, где мой город живет во мне, а не существует как маршрут дом-работа-дом.
Вот я выхожу из метро «Китай-город» на Солянку. Из этой точки выбор возможных путей огромен. Китай-город – это мой маленький город в большой Москве, исхоженный всевозможными траекториями: зигзагами, восьмерками, повторяющимися кругами и спиралями — если снимать сверху с вертолета, подобные фигуры составляют мой китайгородский маршрут по Солянке, улице Забелина, Ивановскому переулку, Маросейке, Покровке и множеству других уличных загогулин, там расположенных.
С Китай-города чаще всего начинаются мои прогулочные марш-броски по Москве. Марш-бросок – очень точное слово, оно объясняет, почему я не особо люблю модельную обувь, она бы просто не выдержала этот значительный километраж, который я преодолеваю, отправившись в паломничество по моим любимым московским местам. Так, мы все еще в районе Китай-города… Там есть Старосадский переулок, а в нем среди каменных жилых стен затесался лютеранский собор Петра и Павла. Я очень люблю золотые православные купола, но этот чужой храм всегда особенно тянет подойти поближе, а иногда и зайти, посидеть на скамеечке, подумать о своем. Наверное, потому, что он чужой. Я тоже немного чужая в Москве, хоть и москвичка, этим мы похожи.
Попрощавшись с Лютером, живущим в разноцветном витраже, снова выхожу в переулок, решая, направо мне или налево. Решение обычно спонтанное… Сегодня вернусь обратно на Солянку, далее по Варварке вверх поспешу к Васильевскому спуску, там уже выстроилась целая очередь наших храмов, а среди них – храм Максима Блаженного, белый, небольшой, пока еще недоступный для ежедневного посещения. Дружит ли этот Максим с Василием Блаженным, царящим на Красной площади, трудно сказать. По Москворецкому мосту перехожу на другую сторону реки. Глядя с моста на кремлевский ансамбль, всегда ловлю себя на мысли: «А как иностранец видит всё это красно-бело-золотое великолепие? Удивляется ли, затаивает ли дыхание, приходит ли ему мысль о таинственной русской душе, веками создававшейся под православными иконами? Конечно, да!»
Всё, я в Замоскворечье. Пойду дальше к Болотной площади, чтобы, перейдя через Лужков мостик, оказаться около Третьяковки. Обычно подхожу к памятнику Репину поздороваться: «Здравствуйте, Илья Ефимович! Жалко, что Вы каменный! Писали Вы и о бурлаках, и запорожцы под Вашей кистью письмо сочиняли. А что бы Вы написали, интересно, глядя на события, из которых потом было создано «Болотное дело»…». Ладно уж, долой политику, поговорим о любви. На Лужковом мостике растут каменные деревья, покрытые замками любви и верности. Очень плотно покрытые. Когда-то и я мечтала прикрепить такой символ на этих неподвижных ветвях. Именно символ, любви, да, вечной и чистой, конечно. Но в дневном свете очень хорошо заметно, что замки эти со временем сильно ржавеют, что поселяет в сознании мысль о том, что и любовь подвергается коррозии и деформации. Не уж, лучше сажать деревья в парках!
Далее следует Лаврушинский переулок, где я в очередной раз даю обещание сходить в Третьяковскую галерею, где не была уже лет сто, или посетить какую-нибудь лекцию по искусству. Ах, эти постоянные мечты, взяла бы да и сходила уже, в конце концов. Нет, суета, суета! Офисный планктон, постепенно разрастаясь, превращается в безликую массу в темной одежде с планшетами на коленках и опущенными в него глазами. Теряем в душе живые сокровища, природные и архитектурные, погружаясь в виртуальный мир Всемирной паутины. Нет, все не так пессимистично на самом деле. Вот бабушка с внучкой очень живо обсуждают картину «Ночь над Днепром». Прямо чувствую, как Третьяков улыбается в усы.
Устала сегодня, честно говоря, и далеко не пойду. Дав себе зарок гордо пройти мимо Макдональдса, сажусь в метро и возвращаюсь на родные окраины.
Живу ведь я в Медведково! Конечно, я люблю свое дорогое Медведково. Несмотря на обилие мишек на муниципальных гербах, они сюда редко заходили. Тут совсем иная Москва. Когда-то Медведково было густо покрыто «хрущобами», которые своей белой облицовкой, гладкими стенами с серыми окнами очень сильно напоминали огромный кладбищенский колумбарий, особенно в пасмурную погоду в ноябре. Какое было место для создания готической прозы, однако. Сейчас, конечно, все поживей. Грандиозный проект бывшего мэра по сносу пятиэтажек превратил мой район в огромную оранжевую общагу, с одинаковыми домами, облицованными кирпичом, которые все же напоминают о жизни и уютном семейном очаге. В целях поддержания романтического повествования умолчим о муниципальной битве за квартиры, которая разворачивалась на этих улицах. А улицы в медведковских и прилегающих к нему окрестностях замечательны своими названиями: Полярная, Ясный проезд, Ивовая, Вересковая, Изумрудная. А как можно о чем-то печалиться, если ты живешь на Радужной улице! А я живу на проезде Шокальского. То, что это проезд, очень смущает, потому что проехать его насквозь еще никому не удалось: занят посередине автобусной стоянкой, а потом как ни в чем не бывало продолжается дальше. Недавно вся страна переживала за научное судно «Академик Шокальский», застрявшее в полярных льдах, а я, наверное, больше других. Мы шутим, что те, кто живет на проезде Шокальского, всегда в шоке. Согласна, это не чуждое мне настроение. Между прочим, бабушкой Шокальского была Анна Керн, та самая, «чудное мгновенье» с которой Пушкин не мог забыть…
Так, я дома с чашкой чая и в теплых тапочках. Все замечательно! В следующую прогулку с Китай-города пойду на Бульварное кольцо. Есть одна задумка. На Гоголевском бульваре подсесть в лодку к Шолохову и расспросить, а какой он видит сегодняшнюю Москву. И какая бы ни была заморенная бизнесом наша столица, думаю, для каждого в ней есть свое любимое место, своя особая точка, с которой можно крикнуть: «Москва, я люблю тебя!»
