26 октября в театре «Школа драматического искусства» состоится первый в этом сезоне показ спектакля «Пер Гюнт» — экспериментального проекта актеров Ольги Бондаревой и Евгения Полякова.
Представив первые три действия знаменитой драмы Генрика Ибсена в рамках ежегодного фестиваля театра «Три ступени лаборатории» в 2017 году, авторы проекта продолжают открывать новые грани в 150-летнем тексте норвежского драматурга. Впервые за всю историю поэмы текст Ибсена звучит на сцене без сокращений, более того – в исполнении двух актеров. В четвертом действии Пер Гюнт, покинув родной дом, будет скитаться по свету, станет аферистом, пророком и царем сумасшедшего дома, пока на другом конце света за него будет молиться Сольвейг. Готовясь к спектаклю, актеры поделились мыслями о проекте.
«Жить – это значит все снова
С троллями в сердце бой.
Творить – это суд суровый,
Суд над самим собой».
Г. Ибсен
Почему вы обратились к этому произведению Ибсена?
Евгений Поляков: Изначально мы ставили пьесу задолго до спектакля ШДИ, в 2008 году. У нас было небольшое самостоятельное театральное объединение под названием «Бхарата театр». Мы читали «Пер Гюнта» и увидели, что весь объем поэмы можно сделать вдвоем. Тогда мы разделили персонажей — я играл Пер Гюнта, а Оля — всех остальных.
Ольга Бондарева: Объем драматической поэмы настолько большой, что никто никогда не ставил эту пьесу целиком, даже при жизни Ибсена.
А в 2008 году вы ставили весь текст целиком или делили его на части?
Евгений Поляков: Мы играли все пять действий в один вечер, это длилось около пяти часов. Три действия, пятнадцать минут перерыва, четвертое действие, перерыв и финальное пятое. Даже были такие казусы: одна зрительница после просмотра жаловалась, что мы все перепутали, и в тексте все по-другому. Представление зрителя уже настолько искажено режиссерским видением, что оригинальность произведения сама по себе удивляет.
Почему в спектакле вас только двое?
Ольга Бондарева: Когда присутствуют другие актеры, действие сильно растягивается. Каждому нужно себя показать, творчески выговориться, а двум актерам некогда перетягивать одеяло на себя, они занимаются содержанием и потоком поэмы. Все происходит гораздо быстрее, мы не проигрываем каждого персонажа, а представляем суть того, с чем герой сталкивается на своем жизненном пути.
Насколько самостоятельна ваша постановка?
Ольга Бондарева: Мы все делаем сами. Театр дает возможность поставить свет и звук, предоставляет зал, а все остальное — наша работа. Художник по костюмам, Вадим Андреев — наш прекрасный друг. Мы вместе ездили по магазинам, разбирали его старые запасы. Хотели, чтобы получилось что-то современное, но напоминающее о сказках.
У вас много таких элементов — электрогитара, солнечные очки.
Ольга Бондарева: Да, мы хотели, чтобы это звучало актуально, даже злободневно. В пьесе огромные монологи — «баллады», практически зонги Бертольда Брехта. Их можно спеть, прокричать.
Евгений Поляков: Мы ничего не меняли у Ибсена, но сам текст живо соприкасается с нашей действительностью. Фраза о том, что «у нас все продукты собственного производства» стала звучать особенно ярко в последние годы, зрители реагируют.
Евгений, Вы поете текст на мелодии, как раз зонги под гитару, что это за музыка?
Евгений Поляков: Музыку я сочинил сам, это не импровизационный набор аккордов.
А гитара на самом деле сломалась?
Евгений Поляков: А, Вы как раз попали на этот спектакль. Да, это было невероятно.
Получился очень удачный момент, с вашими сетования на «проклятую деревню» и «засаду со всех сторон». На такие случаи в запасе есть акустическая?
Ольга Бондарева: Она случайно оказалась рядом, ее не должно было там быть!
Евгений Поляков: Мы используем кофр вместо чемодана, и когда я перед спектаклем выкладывал из него гитару, мне не хотелось возвращаться обратно в гримерку. В какой-то момент на сцене я понимаю, что гитара сломана, запасного провода нет, а надо продолжать. Вспомнил про акустическую.
Почему используется электрогитара и звучит блюз?
Евгений Поляков: Мы связали сказки с музыкой: блюзом, роком. Древние сказки несут в себе огромную энергию, вполне современную. Для монологов Пер Гюнта, которые связанны со сказками, я сочинил блюз, а под звуки «Шествия гномов» Грига в рок обработке появляется Доврский дед. Это добавляет определенный характер персонажам.
Обычно тролли изображаются хоть немного страшными. Почему у вас тролль в сверкающем цилиндре, цветных очках и с помадой на губах?
Ольга Бондарева: Весь страх в тексте. Пугать должно то, на что согласен пойти Пер Гюнт ради славы и богатства, а не внешность тролля. Ведь можно в самом прекрасном человеке увидеть внутреннее уродство. И потом, он все-таки король, его троллизм подчеркивается пластикой, он говорит будто четырьмя конечностями.
Великая кривая — это тоже Вы, с эхом через микрофон?
Ольга Бондарева: Да, причем прямо перед тем же спектаклем обнаружилось, что наш исказитель голоса сломался. И мы час выбирали и подбирали другой, чтобы эхо было правильное. Так и не нашли то, что было нужно.
Были другие экстренные случаи?
Ольга Бондарева: Да, и в июне были свои накладки. Они бывают всегда, это жизнь. В спектакле есть какие-то основы, о которых мы говорим сейчас. Но всегда есть толика импровизации, к которой нужно быть готовым.
Ваш разговор с публикой перед первой репликой — это импровизация, незаметный переход к самой игре? Например, Евгений как-то раз сказал, будто Вы так разволновались, что стояли на одной руке перед спектаклем, и вам пришлось уличать его во лжи. Дальше и появляется: «Лжешь ты, Пер!»
Ольга Бондарева: Именно так, Женя каждый раз придумывает что-то новое. Мы очень много общаемся с залом, у нас нет никакой четвертой стены. Нас должны почувствовать, и мы должны почувствовать людей.
Например, на свадьбе?
Евгений Поляков: В сцене свадьбы вся массовость заключается именно в присутствии зрителей. Я зову танцевать кого-то из зрительниц, Оля бросает фату в зал. Зрители тоже оказываются участниками действия.
Ольга Бондарева: И люди радуются, смущаются этому вниманию, появляется заряд энергии.
Как вы понимаете главную идею поэмы?
Евгений Поляков: В целом — это поиск природы человека. Что он есть? Первые три действия посвящены истокам. Это может быть история человечества, это может быть история обычного человека. У Пер Гюнта как бы две природы — сказочная, старая, ветхая, и какая-то новая. Он хочет стать царем, прийти к себе настоящему, стать царем себя. Но его ложные идеи только в конце показываются ему в истинной оболочке.
Мне интересен момент, когда он оставляет Сольвейг. Я думаю, это сознательный выбор Пер Гюнта. Глубоко сознательный выбор человека, который, вдруг осознав самого себя, понимает, что не может быть с ней, пока не изживет все ложное, что в нем есть. И не изжив это, оставшись здесь, он не сможет дать счастья ни себе, ни ей. Он выбирает путь по Кривой, который в итоге приводит его к собственной истинной природе.
Что думаете насчет Сольвейг?
Ольга Бондарева: Это образ Богоматери. Сольвейг даже не ждет, а молится за него всю жизнь, причем эта жизнь полна радости. Она тоже проходит путь вместе с Пер Гюнтом: появляется в каждом действии у Ибсена, и в четвертом, после сцены с Анитрой. И на этом пути она возвышается и достигает такого просветления, равного Богоматери, что в конце он может попросить ее заступиться, сказать, кто он, и где был «самим собой». Чтобы именно ее слово смогло его спасти: «в моей надежде, вере и любви». Только святая женщина может так сказать.
А что вы понимаете под «Кривой»?
Евгений Поляков: Кривую, по моему мнению, можно сравнить с Пещерой Платона. Ведь он попадает в какое-то темное пространство и не может никуда деться. У Платона люди видят только свои отражения, тени, и не видят правды. И те, кому удается выбраться в истинный мир, поначалу настолько ослеплены солнечным светом, что ничего не могут разобрать. А потом, разобрав, возвращаются к людям и не могут до них донести, что есть еще что-то кроме Пещеры. В этой кромешной пещерной темноте, где он не видит никакой дороги и не может вернуться домой, заключен образ Кривой.
Ольга Бондарева: Расскажи про образ оленя, он тоже очень важен.
Евгений Поляков: Все заложено уже в первой истории про оленя — что такое «Пер Гюнт» и что с ним будет. Полет за оленем — это путешествие в высшие сферы бытия, олень — это душа, которая может подняться очень высоко. Это очень светлый образ в христианстве. И это тоже перекличка с Платоном, у которого есть кони черные и кони белые. Кони мчат человека по светлой стороне, где он познает чудеса, а затем тянут вниз, где он погружается во мрак. И ему остается только помнить о том, что он когда-то видел.
Первый монолог Пер Гюнта о взлете к горным вершинам и последующем стремительном спуске к зеркальной глади озера рассказывает о рождении души именно поэтической. Которая поднимается вверх до небывалых высот, и потом оттуда падает вниз свое земное отражение.
Как вы думаете, Пер все-таки был собой на протяжении своей жизни, или только в надежде Сольвейг?
Ольга Бондарева: Я думаю, что на протяжении своего пути, в каждой сцене он является тем, кто он есть. Когда он богач на морском побережье, он искренен. Когда он пророк в пустыне, то действительно играет в пророка со всей своей честностью.
Евгений Поляков: Есть одна притча, в которой говорится о том, как одна женщина пришла к учителю, чтобы он сказал ей как найти небесный плод. Он сказал: «Зачем тебе этот плод, оставайся со мной и учись». Она ушла и нашла другого учителя, потом еще, еще и еще одного. 30 лет провела она в поисках, пока, наконец, не пришла в сад. Там было Небесное дерево, а на ветке висел сияющий Небесный плод. Около дерева стоял первый дервиш. «Почему вы не сказали мне, когда мы встретились впервые, что вы — Хранитель Небесного Плода?» — спросила она его. «Да ведь тогда ты мне не поверила бы. Кроме того, дерево приносит Плод только один раз в тридцать лет и тридцать дней.» — ответил он. Пер как лягушка, месит сметану в масло, и, если бы он не прошел этот путь, он бы вообще никуда не пришел. Он меняет свое содержание в поисках, но стремление его остается прежним — найти самого себя. Именно в Сольвейг он находит спасение.
Текст: Дарья Калинина
Фото: Наталия Чебан
