Все мы уже прекрасно знаем (или имеем представление) о том, что такое «стокгольмский синдром», благодаря тем многочисленным примерам, которые демонстрируют нам психологию взаимоотношений «преступника» и «жертвы». Однако проблема так называемой «идентификации с агрессором» гораздо шире, и порой она может проявлять себя совершенно неожиданно, оказавшись непосредственно рядом с нами.
Этимология и проблематика вопроса
Термин «стокгольмский синдром» появился сравнительно недавно и связан непосредственно со случаем, произошедшим 1973 году в шведской столице. Тогда беглый заключенный взял в заложники группу людей в одном из местных банков, однако благодаря усилиям полиции преступник и его сообщник были захвачены, а заложники выпущены на волю целыми и невредимыми.
Примечательным же в этой истории стало то, что между захватчиками и заложниками возникли чувства, которые парадоксальным образом выбились из логики происходящего. Бывшие заложники не только простили преступников, но и прониклись к ним чувством симпатии, что послужило толчком к развитию теории о, так называемой, «идентификации с агрессором» (более узко – «стокгольмский синдром»).
Согласно общему представлению, «стокгольмский синдром» — это взаимные или односторонние симпатизирующие отношения, возникающие между людьми, против которых оказывается насилие, и, непосредственно, теми, кто это насилие оказывает (или угрожает применением такового).
Несмотря на то, что «идентификация с агрессором» как психологическое явление исследовалось и ранее, именно случай в Стокгольме послужил отправной точкой для более тщательного изучения данного вопроса и рождения огромного интереса вокруг «стокгольмского синдрома».
Чем же объясняется поведение условных заложников к своим условным же захватчикам? Не сильно вдаваясь в подробности, можно отметить, что чувство симпатии или привязанности возникает на фоне отношений, возникающих между заложниками, которые желают спасти свои жизни, и захватчиками. Для одних удовлетворение требований захватчиков – залог их безопасности и освобождения, а для других жизнь заложников – условие выполнения их собственных требований (насилие в отношении заложников применяется лишь в крайних случаях и только «злит» полицию, усложняя проведение переговоров). Таким образом, между обеими сторонами возникает взаимный интерес, а под воздействием массы психологических переживаний, создаваемых в ходе подобных ситуаций, чувство симпатии (или антипатии, если дело принимает негативный оборот – например, когда степень насилия переходит черту) только усиливается.
Примеры «стокгольмского синдрома»
Чтобы на практике понять, как проявляет себя «стокгольмский синдром», проиллюстрируем его на трех наиболее известных истории примерах.
Первый пример связан с тем самым банком в Стокгольме, где произошел захват четверых заложников в 1973 году. В течение четырех дней двое преступников удерживали работников банка и требовали от полиции выполнить все их условия. На пятый день полиция все-таки взяла штурмом здание банка, повязав бандитов и освободив заложников. Интересно же то, что заложники в последствии не только осудили полицию за жесткие действия в отношении своих захватчиков, но и даже оплатили услуги их адвокатов, проявив высокую долю сочувствия. Связана такая реакция, как полагают психологи, была именно с тем, что и те, и другие находились в сложных психологических условиях, в которых «жертвы» невольно стали сочувствовать «агрессорам» и принимать их сторону.
Второй пример «стокгольмского синдрома» коснулся девушку по имени Патрисия Херст, история которой стала основой для ряда фильмов, посвященных отношениям агрессоров к своим жертвам. Похищенная в 1974 году радикальной преступной группировкой девушка, несмотря на выплату за ее освобождение крупной суммы денег, осталась со своими похитителями и, более того, вступила в их ряды, совершив ряд дерзких преступных действий. В результате она и ее сообщники были арестованы, саму Пэтти отправили также за решетку. Но спустя лишь три года она была отпущена на свободу в связи с тем, что в ее действиях усмотрели непреднамеренный характер. По одной версии, Патрисия была вынуждена работать с похитителями под угрозой смерти, а по другой, более популярной, — между ней и преступниками образовалась психологическая связь, оказавшаяся патологией и ставшая одним из самых известных примеров «стокгольмского синдрома».
Наконец, третий случай, получивший название «лимский синдром», произошел в столице Перу в 1996 году. Свое название происшествие заслужило благодаря тому, что его события были этаким «стокгольмским синдромом» наоборот. Тогда террористическая группировка захватила заложников в количестве 500 высокопоставленных чиновников, пришедших на официальный прием по случаю национального праздника. Спустя некоторое время они отпустили половину заложников, которые, в свою очередь рассказывали о том, что между ними и террористами образовались чувства симпатии. После штурма здания и освобождения всех заложников люди поведали психологам, что как они, так и сами преступники прониклись той ситуацией, в которой они оказались, и нашли взаимопонимание друг с другом. Отдельное же название этот синдром получил за счет того, что и сами преступники стали сочувствовать своим жертвам и отпустили половину из них, руководствуясь этим чувством.
Домашнее насилие и идентификация с агрессором
«Стокгольмский синдром» сегодня – феномен, куда более широкий, охватывает огромный пласт отношений между людьми и связан не только с захватами заложников. В наше время синдром, получивший более общее название «синдрома идентификации с агрессором», является сложным психологическим случаем в изучении взаимоотношений между агрессорами и их жертвами.
В последние десятилетия все больше внимания общественности приковывается к проблеме домашнего насилия и насилия над женщинами как такового, в связи с чем и возникает дополнительная необходимость исследовать этот вопрос с точки зрения причин, почему это происходит. Так как нашей задачей не является провести глобальное исследование на этот счет, можно ограничиться лишь кратким описанием общей идеи.
Поскольку психологические установки женщин под действием общественной психологии, воспитания, влияния массовой культуры и других не менее важных факторов, так или иначе, отличаются от мужских, то и восприятие одних и тех же событий могут быть совершенно разными у обоих полов. Оказываясь в условиях неизбежной угрозы, женщина не может не начать идентифицировать себя с агрессором, воплощая в своем поведении то, чего он от нее желает. Такая ответная реакция абсолютно адекватна в случаях, когда «угнетенный» априори слаб в отношении «угнетаемого», а потому изначально не может рассчитывать на снисхождение и вынужден «играть по правилам агрессора».
Но главная же проблема заключается не в этом. «Идентификация с агрессором» становится по-настоящему страшна, когда она перетекает в хроническую форму, что становится для женщин основой для невмешательства и молчаливого согласия с насилием в отношении себя. Так рождается всем известная психологическая реакция, выраженная в емком «бьет значит любит» — ситуации, в которой женщина вынуждена принимать позицию агрессора и считать ее за единственно верную по отношению к самой себе.
Таким образом, идентифицируя себя с агрессором, женщина (или ребенок) выбирает тактику непротивления злу, пытаясь найти другие, порой и превентивные, меры противодействия насилию в отношении себя. Для этого «жертва» обязана ставить себя на место «агрессора», принимать его точку зрения, сочувствовать ему, ублажать его, удовлетворяя его требования, полагая, что иного поведения, как этого, попросту не может быть. Именно такой самообман является страшным последствием «стокгольмского синдрома» и «идентификации с агрессором», ставящим в тупик психологов и других людей, пытающихся бороться с этой проблемой.
«Стокгольмский синдром» сегодня – это не только взаимоотношения между преступниками и их жертвами. Проблема, которая вытекает из него, — так называемая, «идентификация с агрессором», — феномен, куда более серьезный и являющийся причиной непозволительного отношения одних людей к другим, мужчинам к женщинам, если речь идет о домашнем насилии. Исследование причин, побуждающих женщин вставать на сторону своего агрессора, необходимо для того, чтобы научиться бороться с проблемой изнутри. Ведь многие жертвы насилия, как выясняется, вынуждены терпеть подобное к себе отношение лишь из-за боязни быть услышанными. Отсутствие гарантий своей безопасности извне побуждает людей вставать на сторону агрессора, пытаясь самостоятельно разрешить проблему или хотя бы минимизировать причиняемый себе вред. Но проблема эта давно вышла за рамки частного и должна решаться совместно всем мировым сообществом.
Автор: Давид Комахидзе
