С детских лет мы твердо знаем: помощь другому человеку — это доброе дело. Как настоящие пионеры, мы всегда помним, что нужно переводить бабушек через дорогу и помогать женщинам с тяжелыми сумками. Но иногда у людей возникает желание сделать что-то большее — и тогда они идут в волонтеры.
О том, каким бывает волонтерство, зачем нужны специальные организации и чему нужно научиться, чтобы помогать людям, мы решили спросить у руководителя добровольческого движения «Даниловцы» Юрия Белановского. Вместе с группой единомышленников он стоял у истоков волонтерского движения в России — правда, слова «волонтеры», тогда еще не было.
А: Здравствуйте, Юра! Первый вопрос будет «с места в карьер»: что такое добровольческое движение «Даниловцы» и какая у него миссия?
Ю: Здравствуйте. Движение «Даниловцы» — это сложная организация, и миссий у нее сразу две. Одна — это организация практической волонтерской помощи людям, которые в ней нуждаются, и в данном случае мы не ограничиваем себя каким-то конкретным видом этой помощи. Второе направление заключается в популяризации самой идеи волонтерства и в работе с самими волонтерами. Для нас эти две темы неотделимы.
У нас нет прямой аудитории, которой мы оказываем помощь, как движение. Более того, помощь оказывают волонтеры на местах, а движение — это та организация, которая «помогает помогать». У человека есть какая-то сформировавшаяся добрая мечта — и наша задача сделать так, чтобы этот человек встретился с другим человеком, которому нужна помощь и который этой мечте «соответствует». Мы не насос, который куда-то качает людей, и мы не насос, который куда-то качает деньги. Мы именно то социальное пространство, где встречаются два мира: мир нуждающихся и мир желающих помочь. И мы стараемся эту встречу сделать полезной и эффективной.
А: А какие еще есть группы помощи в движении?
Ю: Если «крупными мазками», то у нас получается четыре направления. Есть направление больничного волонтерства, где волонтеры организуют досуг детей. Второе направление — это работа в социальных сиротских учреждениях. Здесь у нас есть серьезное поднаправление — это помощь умственно-отсталым детям в специализированных детских домах. Это очень востребовано в Москве и не наполнено даже процентов на 5-10 — т.е. 90% волонтерских вакансий в таких учреждениях пустуют. Третье направление — это работа с заключенными, здесь у нас две группы. Одна переписывается с заключенными, вторая — организует поездки в две можайские колонии: в подростковую и в женскую. Отдельно стоят группы помощи бездомным и группа благотворительных ремонтов — мы вместе с благотворительным фондом «Предание» ремонтируем квартиры людей, которые не в состоянии сами этого сделать.
Еще отдельно есть большая команда людей, которая всем этим управляет. Команда работает над тем, чтобы волонтерская работы была и комфортной, и безопасной, и долгосрочной. Это около тридцати человек, сюда входят и координаторы волонтерских групп, и наши специалисты: психологи, управленцы, те, кто работает с сайтом, соц. сетями и так далее.
А: Как организован процесс? Человек решил стать волонтером, он приходит к «Даниловцам» — и что дальше происходит?
Ю: Наша задача убедиться в том, что это — его свободное желание и у него есть какой-то свой приоритет. Для нас очень важно опереться на его фундамент, потому что если нет этого фундамента, то ничего не получится. Если человек хочет работать в больницах, то наша задача его проконсультировать, объяснить, какие бывают больницы и чем они отличаются. После того, как человек сделает свой выбор, наша задача объяснить ему, что волонтерская работа — это не только воплощение его собственной мечты, а очень ответственное дело.
В качестве формального воплощения темы ответсвенности мы предлагаем ему ознакомиться с нашими правилами. Да, он работает в партнерстве с нами, да, мы что-то делаем вместе с ним, но в то же время у него есть и своя зона, и свои границы. Если человек согласен с правилами, то тогда мы допускаем его к работе в группе.
А: Неужели все так сложно? Почему нельзя просто пойти в одну из этих больниц?
Ю: Прежде всего, ради безопасности, и это касается обеих сторон. Давайте пойдем от обратного: предположим, у вас есть ребенок. Вы приводите его в детский сад, а на двери висит объявление, что к детям будут приходить волонтеры, будут с ними играть, дети с ними будут больше бывать на улице, смогут выучить больше игр. А дальше написано: «Все, кто хочет быть волонтерами! Встречаем вас у ворот и сразу проводим к детям». Я думаю, что вторая часть объявления вас, как маму ребенка, насторожит. Вы подумаете: «я привела ребенка к воспитателю, а не к тому дяде с собачкой, который решит зайти и что-то показать моему ребенку». И волонтеры, и дети с родителями должны понимать, что встреча хаотичная, неподготовленная, в которой не говорится о какой-то взаимной, серьезной ответственности — это потенциально опасная встреча.
С другой стороны это и безопасность для волонтера — организация разделяет с ним ответственность. Например, пришел волонтер в больницу, прекрасно поиграл с ребеночком, приходит через неделю — а ему говорят, что ребеночек умер. Это возможно в больницах, с которыми мы работаем, и наши волонтерские группы с таким встречались. Эту трагедию нужно проговорить, нужно как-то снять — для этого и нужна группа.
В нашей организации проводится два собеседования перед началом волонтерской работы. Одно — общее, где мы все рассказываем, даем анкету, правила, отвечаем на вопросы. Второе собеседование — это встреча с координатором группы, она может быть очень короткая или очень длинная, зависит от координатора. Если координатор почувствует какой-то подвох, или решит, что может случиться какая-то беда или с волонтером, или с ребенком, то он вправе отказать человеку. Правда, за всю нашу историю таких случаев не было, но одно это право дает координатору дышать свободно.
И кстати, вот здесь я хотел бы дать небольшой призыв: нельзя доверяться всем подряд! Мне как-то попался на глаза сайт, весь пестрил заголовками «приходите волонтеры, помогите», но в разделе контакты вообще ничего не было указано, кроме email. Для меня очевидно, что это мошенники. Должна быть полная прозрачность — вот ФИО ответственного лица, вот электронная почта, вот телефоны. Уставные документы, как правило, тоже выкладываются на сайт. Плюс конечно, на сайте должна быть новостная лента, глядя на которую человек может понять, живая организация или не живая, что вообще происходит.
Волонтер принимает окончательное решение только через два-три месяца после начала — и нормальные организации к этому относятся с пониманием. А вот какая-нибудь организация сектантского толка отреагирует неадекватно: «всё, ты там кровью подписал, обязан быть! Попробуй только уйти! Там чувство вины, ты там гад, всех бросил, да как ты посмел» и так далее. Не должно быть эмоционального давления, не должно быть манипуляции, вроде «ты там дома жрешь чипсы на диване, не понимаешь, у них там ничего нет, почему ты жрешь свои чипсы?!» Вот этого не должно быть, и тогда человек может принять свободное, ответственное решение, и только тогда, возможно партнерство долгоиграющее.
А: А правила, о которых вы рассказывали, они откуда-то взяты, или это плоды многолетнего опыта?
Ю: Наши правила — это и опыт, и компиляция. Поскольку первую группу в НИИ им. Бурденко мы открывали в той больнице, которую курировал (и до сих пор курирует) фонд «Подари жизнь», первый свод правил мы взяли у них. Конечно, нам они подошли не полностью, мы их переписали по-своему. Потом первые лет пять, где-то раз в год, эти правила переписывались, чем-то дополнялись. Какие-то пункты, которые сначала казались важными, оказались безжизненными — мы их вычеркнули. И плюс, конечно, в какой-то момент мы стали тесно работать с ведущими московскими волонтерскими организациями, познакомились со всеми их правилами, дали им свои — получился такой обмен опытом.
А: А как появилось движение? Откуда Ваша связь с Даниловский монастырем?
Ю: При Даниловском монастыре есть молодежный центр, если привести аналогию — это такой «Дом пионеров». Это организация, которая предлагает для молодежи разные церковно-просветительские или культурные услуги. Все те люди, которые создавали «Даниловцев», в том числе и я, первоначально являлись сотрудниками этого молодежного центра. У нас возникла идея отделить социальное направление от церковного пространства (потому что денег не хватало всегда) — мы решили, что это единственное направление, которое сможет выжить самостоятельно. Например, где-то просить деньги на церковный хор — бесперспективно, а на организацию волонтерской работы в больнице — во всяком случае, стоило попытаться. Вот такая у нас была логика.
Пока эта идея зрела, ко мне обратился первый наш координатор, а теперь уже сотрудник «Даниловцев» и специалист по работе с волонтерами Андрей Мещеринов — по профессии педагог с огромным стажем. Он позвонил и сообщил, что он внутренне созрел, чтобы работать в больнице с онко-больными детьми. Мы позвонили Галине Чаликовой, спросили: «Может, у Вас что-то есть?», и она ответила: «пожалуйста, возьмите Бурденко». С этого все и началось.
С самого начала Даниловцы возникли, как общественная организация. В 2008 мы были созданы, а уже в 2009 — зарегистрированы, как общественное движение.
А: А религиозная направленность была у движения? Понятно, что есть историческая и связь с монастырем, наверное, и духовная осталась?
Ю: В первую очередь — человеческая связь, потому что многие наши сотрудники до недавнего времени работали и там, и там. Но изначально волонтерское движение никак не было связано с религиозной темой, потому что оно возникло при молодежном центре — в нем и так религиозное миссионерство было поставлено на высокий уровень, а пытаться внутри социальной темы работы в больницах и сиротских учреждениях дублировать то, что уже есть — это глупость какая-то. Поэтому в наших правилах есть жесткий запрет на проповедования волонтеров от имени церкви. Если волонтер человек верующий и кто-то из подопечных (бездомный, ребенок или мама ребенка) спрашивает что-то о религии — он может ответить всё, что считает нужным. Но говорить это от имени движения или православной церкви он права не имеет.
К нам приходит большинство верующих. Сейчас уже не 95%, как восемь лет назад, но по моим ощущениям процентов 60. Приходят и люди, которые церкви доверяют, но о себе честно говорят: «я не могу назвать себя верующим». Есть маленький процент людей, которые настаивают на том, что они атеисты, есть и представители других религий. По поводу мусульман мы даже радовались — мы работаем во многих федеральных больницах и детей-мусульман там очень много. Конечно, если к детям приходит человек одной с ним веры, то там все радуются — и мы тоже, конечно же, не против.
А: Существует ли какая-то конкуренция с другими благотворительными организациями?
Ю: Теоретически, она возможна, но на сегодня её нет даже близко по одной простой причине: сегодня мы все вместе — даже не капля в море. На всю Москву, насколько мне известно, максимум 5 десятков благотворительных организаций, среди которых даже маленькие фондики (я сейчас говорю о честных организациях). На 15 миллионов человек всего 50 организаций — это просто смешно.
Бывает, конечно, волею судеб, что мы с другой организацией сталкиваемся на какой-то площадке, но пока мы можем просто сказать: «ну хорошо, вы в среду, мы в пятницу». А все остальные-то дни все равно будут свободными! Ну из-за чего ссориться?
А: А по поводу финансирования?
Ю: Пока здесь тоже картина. Основными каналами входа денег являются интернет сайты, но они не конкурируют. Грубо говоря, кто куда пришел, тот туда и пришел. В работе с бизнесом, если компания имеет лично к Вам как к директору фонда доверие, и Вас спонсирует — то с другим фондом она сотрудничать не будет, вот и все.
А: Вы сказали сейчас существует порядка 50 оригнизаций. А как много волонтеров? В «Даниловцах», в Москве?
Ю: НВ общей базе «Даниловцев», я думаю, сейчас около 1100-1200 человек. Из них волонтеров, которые хотя бы раз в полтора-два месяца что-то делают и будут делать в ближайшее время — человек 250-300. То есть обычно треть-четверть базы — это активные волонтеры, и примерно такая же статистика у большинства других организаций.
Счет общей базы таких мощных организации как «Подари жизнь» или «Волонтеры в помощь детям — сиротам», «Клуб волонтеров» идет на тысячи. В среднем в этих организациях работает от 1500 до 2000 активных волонтеров, это моя гипотеза. Есть еще «Православная служба милосердия» — у них соотношение ближе к 50%, то есть общая база насчитывает приблизительно 4000 человек и порядка 1500-2000 из них — активных волонтеров, но там есть этому свои объяснения. Таких «гигантов» в Москве около пяти, и даже если мы предположим, что в каждой работает по 7000 волонтеров (в базе, а не активных) — то на них будет приходится 35 тысяч человек. Еще около пяти-десяти тысяч на все остальные организации — вот и вся Москва. Из них активных где-то четверть: тысяч 12, потолок — 15.
Я когда-то открыл статистику Департамента здравоохранения и социальной защиты и посчитал: получилось, что ежедневно только в Москве 20 000 детей находятся в соцмедучреждениях. Взрослых — минимум вдвое больше. Т.е. получается, что 40 000, а то и 50 000 человек нуждаются в определенном регулярном участии. Так что даже если все 50 000 нынешних волонтеров станут активными, этого будет недостаточно. Чтобы выстроить какую-то регулярную работу нужно в 10 раз больше волонтеров — около полумиллиона.
А: А как выглядит типичный волонтер в «Даниловцах»?
Ю: Типичный волонтер — это, на самом деле, всегда обычный человек. Отличие его от любого другого — только в его решимости. Любой человек, который рядом с вами едет в метро, или ваш коллега на работе может быть волонтером. Кстати, так часто бывает: когда люди начинают заниматься волонтерством, они вдруг узнают, что окружающие тоже где-то волонтерят.
Если в цифрах, думаю, порядка 70% — это девушки. Наверное, из-за того, что и почти вся социальная область волонтерских организаций Москвы — это, конечно, дети. У нас очень много студентов старших курсов, не знаю почему. А вот людей людей, скажем так, уже состоявшихся, у нас не очень много. Если обобщить, то портрет такой: типичный волонтер «Даниловцев» — это студент старших курсов или молодой человек, со своей работой, вполне самостоятельный, который созрел до того, чтобы кому-нибудь помогать. Кстати, очень мало представителей рабочего класса, наши волонтеры в подавляющем большинстве с высшим образованием. Я думаю, процентов 70%, минимум. Очень много офисных работников, но в Москве другой работы почти нет.
А: Раз так много молодежи, наверное и отношения у кого-то завязываются?
Ю: Да, это очень популярная тема, безусловно. Действительно, таких случаев много. Был какой-то период, когда подряд нас известили о четырех или пяти свадьбах — почему-то все решили пожениться в какой-то один момент, естественно, не сговариваясь. Это очень позитивная тема, потому что здесь, что очень важно, идет взаимодействие не только на фоне какого-то отвлеченного хобби, а в формате реального общения и помощи кому-то, то есть куда более глубокое взаимодействие. Но парней-то все равно мало! Их же 30% всего, так что не у каждой девушки есть шанс (смеется). Но попытаться стоит, в любом случае!
